Иван Путилин и Клуб червонных валетов (сборник) - Страница 28

– Ужасно! – вырвалось у него. – Первый раз в моей жизни я вижу подобное скотское озверение.

Так же тихо они пошли вон из сада.

У калитки Путилин остановился. Он был страшно взволнован.

– Скажи, Егор Тимофеич, как относится челядь к этому зверю?

– Как сказать? Одни, конечно, ненавидят его, другие обожают, потому он в пьяном виде любимчикам деньги так и швыряет. Верховодит всем ловчий его любимый, Сергунька. Души не чает в нем, Ирод проклятый.

– Но среди челяди есть же хоть кто-нибудь, кто любит, обожает барыню Евдокию Николаевну?

– Есть, барин. Девушка одна, сиротка, Наталья. Прислуживает она барыне, почитай что молится на нее.

Путилин задумался на минуту.

– Ну, так слушай меня внимательно, Егор Тимофеич. – И он начал что-то подробно ему объяснять.

«Спасите меня!» Два врага обедают

Тихо в роскошно убранных комнатах лютого помещика. Он сам после безумно пьяной, дикой потехи, спит мертвецким сном.

По коридору, уже освещенному светом утренней зари, тихо движутся две фигуры.

Одна из них – Путилин, другая – миловидная скромная девушка с бледным измученным лицом.

– Идите, ваше превосходительство, смелее, – звучит тихий, приятный голос.

– Половицы скрипят, голубушка.

– Не извольте тревожиться: никому этот шум не помешает. Зверь наш так крепко спит, что хоть в барабаны бей, до утра позднего не разбудишь.

Девушка подошла к массивной дубовой двери.

– Обождите здесь, барин, я к барыне пройду, упрежу ее.

– Хорошо, хорошо…

Прошло добрых минут десять.

– Пожалуйте-с! – прозвучал тихий шепот девушки.

Путилин вошел в спальню несчастной барыни Евдокии Николаевны.

Навстречу ему сделала несколько шагов жена лютого помещика. Испуг, страх, недоумение лежали на ее красивом лице, истомленном непрерывными нравственными муками. Одета она была наскоро в капот.

– Простите, – смущенно пролепетала она.

– Госпожа Ехменьева?

– Да.

– А я Путилин. Вы, бедная барынька, о таком не слыхали человеке?

– Нет… простите… Муж сегодня упоминал мне ваше имя.

– Что же он говорил?

– Он спрашивал, не я ли дала знать о том, что он творит здесь.

– Ага!.. Ну так слушайте. Я начальник Петербургской сыскной полиции, случайно очутившийся по соседству с вашим имением. Судьбе было угодно дать мне много случаев раскрытия темных, мрачных дел. Я узнал о вашем муже-тиране от Егора Тимофеича. Знаете такого?

Светлая, хорошая улыбка озарила лицо мученицы.

– Ах, Егор Тимофеич?! Знаю, знаю его! Славный, добрый мужик.

– И узнав обо всем, я решил, счел своей нравственной обязанностью помочь вам, сударыня. То, что рассказывали мне о безумных выходках вашего мужа, то, наконец, что я видел собственными глазами…

– Вы? Видели собственными глазами? Как же так? Каким образом вы могли видеть это?

– Я здесь уже около двух часов. Я видел в окне, что проделывал ваш муж.

Ехменьева закрыла лицо руками.

Она плакала, нудно, тяжело.

– Господи, Господи! Будет ли предел его жестокости? – И вдруг она, эта красивая, милая женщина-барыня грохнулась на колени перед Путилиным.

– Спасите меня от этого зверя! Спасите и многих других!

Растроганный, взволнованный Путилин бросился ее подымать.

– Все усилия употреблю. Успокойтесь, голубушка… Бедная вы моя! Давайте говорить теперь о деле.

Преданная служанка Наталья утирала глаза передником.

– Вы предполагаете возможность покушения с его стороны на вашу жизнь?

– О, да! Он чуть не ежедневно твердит мне, что я ему опостылела святостью своей, что он убьет меня.

– Я слышал, что одной из причин является ревность? – Румянец залил щеки молодой женщины.

– Это гнусная клевета, клянусь вам, господин Путилин! – Сколько скорби, негодования, оскорбленного самолюбия зазвенело в голосе барыни Евдокии Николаевны!

– О, я вам верю, мое бедное дитя! Вы простите, что я вас так называю, я в отцы вам гожусь.

Путилин нервно потер руки.

– Изволите видеть: то, что я видел сейчас в окне, не дает мне еще права арестовать вашего мужа. Хотя все это глубоко возмутительно, но… но это могут отнести к категории «невинных дворянско-помещичьих шалостей». Поэтому мне нужны более веские улики. Таковой могло бы служить его реальное, фактическое покушение на вашу жизнь.

Евдокия Николаевна побледнела.

– О! Что вы говорите? Ведь он тогда убьет меня. Вы не знаете его.

Путилин ласково взял ее за руку.

– Дитя мое, барынька моя хорошая, неужели вы думаете, что я, Путилин, поведу вас на убой? Доверьтесь мне. Повторяю, нам надо нанести ему решительный удар, а для этого необходимо вызвать с его стороны решительные меры, иначе он выскользнет из наших рук. Слушайте же внимательно, что вы должны делать. Прежде всего спрятать меня. Вы должны дать мне какой-нибудь укромный уголок, хотя бы вроде чуланчика, куда бы никто не мог проникнуть. Найдется?

– Милая барыня, да вот рядом со спальней маленькая гардеробная ваша, – вмешалась Наташа.

– Вот, вот, отлично! – улыбнулся Путилин.

– А потом? – посмелела Евдокия Николаевна.

– А потом… у вас есть коленкор, красный кумач?

Удивление все больше и больше овладевало двумя женщинами.

– Есть.

– Видите ли, я приехал налегке, не захватив ровно ничего из своего «багажа сыскного отдела». Так вы мне соорудите мантию, длинную, с капюшоном, а посредине, на груди – крест из кумача изобразите. Понимаете?

– Понимаю, – говорит бедная барыня Евдокия Николаевна, а саму трясти начинает со страху.

– Сегодня к вечерку я наведаюсь к вам.

– Как же вы попадете, добрый, дорогой господин Путилин?